Back to top

Сувениры королей

126 тыс. фунтов стерлингов (более 6 млн. руб) – такова стоимость фигурки танцовщика, созданной фарфоровой мануфактурой Meissen в 1740-м и спустя 270 лет проданной на торгах аукционного дома Bonhams.

Предметы антиквариата всегда считались одним из самых интересных и обаятельных видов капитала. Причем, некоторые из них обретают такой статус, даже не успев расстаться со званием новинки. Такова судьба мейсенского фарфора – он драгоценен с рождения. Он и создавался как сокровище – в эпоху монархов, превративших роскошь в быт. 

Начиная с XVI века Европа была влюблена в Китай – закрытую и оттого почти сказочную страну.  Во дворцы западных столиц везли из зачарованной желтой империи звонко-хрупкое чудо –  фарфор. Ремесленники Европы два столетия пытались создать альтернативу. Фортуна улыбнулась на заре XVIII века алхимику Иоганну Фридриху  Бетгеру. Вообще-то, он был занят титульным для алхимика делом – искал философский камень, дабы превращать любые металлы в золото. Работал Бетгер по велению курфюрста Саксонии Августа Сильного. Трудился алхимик в статусе пленника, а творческой мотивацией для него была отсрочка свидания с королевским палачом.

Стимул был и впрямь эффективен: отчаянный изыскательский порыв Бетгера обернулся изобретением фарфора. Не тяжелой, неуклюжей майолики, а того самого, твердого, драгоценного. Август Сильный понял, что подневольный специалист не так уж и плох. Мол, пусть с обычным золотом не вышло, но есть же теперь золото белое! Это был настоящий прорыв, превративший Саксонию в законодательницу мод. У открывшейся в 1710 году в городе Мейсен фарфоровой мануфактуры быстро сложился круг крупнейших заказчиков в лице монархов Старого Света, а мейсенский фарфор сразу же стал предметом культа для всей светской Европы.
Первая продукция фабрики была еще вполне ученической – подражанием китайскому фарфору, его характерным формам, оттенкам и узорам. Но даже подражали саксонцы не буквально.  Например, китайский орнамент с персиками в мейсенской вариации стал «луковым» - персики превратились в луковицы.


Впрочем, саксонские мастера не желали застревать в роли копировщиков, истово искали своё, сугубо мейсенское «я». И сама эпоха была к ним благосклонна: в искусстве расцветал, разворачивал нежные лепестки стиль рококо – первый по-настоящему светский из «больших стилей».
Рококо состоял в прямом родстве со стилем барокко, однако был столь же не похож на него, как жизнерадостный ребенок не похож на угрюмого, богомольного отца. Барокко – это стиль соборов и церквей. Рококо – стиль бальных залов, будуаров и гостиных. Барокко – это молитвенный экстаз с галлюцинациями, клочья мистических страстей и монашеских сутан,  рококо – веселый флирт юности, наряды и беззаботная детская забава. Барокко – это ураган и шторм, рококо – летний ветерок, колышущий цветы и ласковые волны лазурного моря. Барокко – стиль  мужской, жилистый и нервный. Стиль косматых святых и мучеников в телесном изломе. Рококо же – кокетливая юная девушка. Мир рококо светел, радостен и уютен. В нем веселье вечно, а труд радостен и почти неотличим от забав.
На мейсенской мануфактуре полномочным послом этого солнечного мира стал скульптор Иоганн Кендлер(1706-1775).  Предметом вдохновения для него служили звери и птицы, этнографические офорты, изображающие типажи Европы и Азии или быт французских провинций, итальянская комедия масок, уличных торговцев и музыкантов, античную мифологию и аллегории, столь любимые начитанной публикой XVIII века.

Чтобы смягчить  холодноватый пафос эллинизма, Кендлер предпочитал изображать античных  и аллегорических  персонажей в виде детей 3-5 лет. Яркая вселенная Кендлера плотно населена жизнерадостными малышами. Они собирают цветы и фрукты, с веселым простодушием изображают богов Олимпа, примеряют карнавальные костюмы, секретничают или просто предаются обычным детским играм и шалостям.   Скульптуры, созданные  Кендлером, отличаются  сочностью красок, свободой, динамикой и завораживающей, филигранной деталировкой. Каждое птичье перышко, каждый лепесток, каждая прядь детских локонов тщательно прорабатывались и  прорисовывались.


Для фарфоровой пластики Кендлер – все равно, что Пушкин для русской поэзии: на фоне их радостной легкости всё, что было «до», стало выглядеть тяжеловесным и архаичным.

Мейсенские статуэтки и посуда с росписью «немецкими цветами», в которой уживается ботаническая точность и нарядная стилизация,  стали объектом мечты для всех аристократов.
Неудивительно, что продукцию знаменитой мануфактуры достаточно часто и  искусно  подделывали. Впрочем, опытный коллекционер без труда сможет изобличить подделку. Ведь все произведения  мейсенской мануфактуры отличает превосходное качество фарфоровой массы, совершенство формы, великолепная тонкая роспись чистыми красками, которые не сдаются времени.
К слову, время на фабрике всегда уважали – на все новации и революции большого искусства в Мейсене находился свой ответ. Строгая торжественность классицизма, свежесть модерна или праздничность арт-деко – все веяния тут же находили отклик в работах мейсенских мастеров, воплощаясь в настоящие шедевры.
В круге обладателей Meissen – монархи и знаменитости трех минувших веков, все статусные музеи мира.

В Новосибирске самой представительной коллекцией мейсенского фарфора обладает салон «Антиквариат на Николаевском».
Современный творческий стиль бренда Meissen гармонично сочетается с ретроспекцией – точными повторами культовых образцов. Как и три века назад, Meissen – это бренд-сокровище. Бренд, каждый носитель которого становится мечтой коллекционера. И обладание хотя бы одним мейсенским изделием – это не «кощеево счастье» накопительства, а контакт с волшебным, добрым и изысканным миром.